Жизнь в другом измерении
Жизнь в другом измерении
09.04.2019
С Лоранс Гийон – православной француженкой, покинувшей Францию и навсегда обосновавшейся в Переславле-Залесском, я познакомился через Фейсбук, и уже на следующий день мы сидели во французском кафе-кондитерской La Forêt на берегу Трубежа. Радостно удивило не только свободное владение моей собеседницей русским языком, но и образность ее речи: так говорят не просто интеллектуалы, а художественно одаренные и – главное – самостоятельно мыслящие натуры, все реже встречающиеся сейчас люди «с лица необщим выражением». Лоранс не только поет старорусские и старофранцузские песни, участвуя в концертах собирателей и исполнителей русского фольклора, не только рисует и пишет иконы, но и пишет книги. Итак, я познакомился с многообразно реализующей свои таланты творческой натурой, но главное – единомышленницей, сестрой во Христе, с которой можно говорить обо всем, отмечая каждый раз наше полное совпадение во взглядах и подходах к историческим событьям и персоналиям, к происходящему здесь и сейчас.
Лоранс, рассказывая о Вашем пути к Церкви, Вы пишете: «Православие давало мне нечто, что трудно было найти у нас, если не учитывать гастрономическую область: нетронутую традицию, живую, которая погружала сразу в глубь веков. В некотором смысле можно было сказать, что меня воспитали приверженцы старых французских традиций. Но они не передали мне подлинной традиции, потому что многие люди их поколения, родом из XIX века, твердо и непоколебимо верили в прогресс». Так что же такое подлинная традиция?
– Традиция – то, что передается испокон веков: предки передают нам все, что у них было издавна. Это что-то живое, развивающееся. Нельзя сказать, что и сейчас нужно петь так, как они пели когда-то, это все меняется. Для меня как раз самое важное, чтобы все это осталось живым и передалось. У меня есть знакомый, певший в ансамбле Покровского, от него я много узнала о русском фольклоре. Он мне говорил: «Ты понимаешь, наши песни – они духовные существа, которые могут исчезнуть; пока мы их поем, они существуют». И для меня в этом правда. Я в ужасе, когда вижу, сколько таких существ уже исчезло и у вас, и у нас.
Разница между Францией и Россией, по-моему, в том, что в России люди собирают все это с чувством и благоговением, это традиция – очень часто христианская, иногда языческая – но традиция, и в ней им все ясно. А у нас, с одной стороны, это собирают, а, с другой стороны, не признают мировоззрения прежних поколений. У них очень часто левое мышление, троцкистское, можно сказать, и они все защищают себя от таких чувств. Я, например, видела медиевистов (специалистов, изучающих Средние века европейской истории – прим.), которые интересуются музыкой Средневековья, но при этом они говорили мне: «А я не верю в Бога!» Я думала: «Как ты можешь интересоваться Средневековьем и не веришь в Бога? Что ты тогда можешь понять вообще в этом?»
А здесь не так… Помню, когда я приехала в Россию в 90-х годах, у меня было ощущение, что все русские – как люди, потерявшие память: они вдруг очнулись и начинают вспоминать что-то. Они искали память везде.
Кстати, тогда же я попала на фольклорный фестиваль под Новгородом, он стал для меня откровением, потому что это был настоящий фольклор. Не халтура, не, что называется, «колхозная культура», а настоящее традиционное пение. Там были бабушки, девушки, дети – люди всех возрастов. У них были свои наряды, а не стилизация какая-то, и пели они очень естественно и спонтанно. Я опьянела от радости, и мне показалось, что я нашла свою Родину, которой мне очень не хватало. Они сплели венок из цветов, но я не захотела взять его с собой, потому что боялась, что он увянет, и все. Я бросила венок в озеро и подумала: «Вот день твоей свадьбы с Россией!»
Потом я решила, что обязательно приеду жить в Россию, потому что здесь я узнала нечто очень родное и нужное, что мне не передали там. В детстве я пела какие-то детские песенки, иногда довольно красивые, но этого было мало. Моя семья уже не была крестьянской. Отчим был крестьянином, но он очень плохо пел, в его роду все были немузыкальны. Он ничего не знал, к сожалению, и не мог ничего мне передать, кроме крестьянского духа, умения жить. А в России я вдруг это открыла. Нужно сказать еще, что русский фольклор – он особенно красивый, архаический и своеобразный.
Я люблю французские песни, но зачастую они идут из дворян в народ. А в России в Средневековье и дворяне, и народ пели одни и те же песни и плясали одни и те же пляски, это была уникальная цивилизация. Русская цивилизация, которую уничтожали коммунисты. Но она разрушалась и до того, например, Петр I, хотевший во что бы то ни стало привезти сюда какую-то Европу, которая ненастоящая Европа. Как есть ненастоящий фольклор, так есть и ненастоящая Европа…
Итак, я приехала жить в Россию и через несколько лет познакомилась с казачьим ансамблем. Это очень хороший ансамбль «Казачий круг», им руководит Владимир Скунцев. Сам он старовер, знает очень древние песни, и у него огромный талант. Это знакомство для меня было просто сказка. Я ходила, усталая, после работы в Дом культуры «Серп и молот», находившийся в полной разрухе, где было очень холодно, слушала этих мужиков. И я видела, как они преображались, как только запевали песню, для них это был не труд – ими никто не дирижировал даже.
И мне очень жаль, когда я вижу, как много интеллигентов презирают фольклор, не знают его. У них академическое, советское, кстати, образование. И у нас во Франции академическое образование после революции подразумевает, что культурой называется лишь то, что происходит в концертном зале или музее. А для меня – все наоборот. Я считаю, что такое отношение лишило народ возможности естественным образом выражаться. Вся классическая музыка пропитана народным пением – и у немцев, и у русских, и у французов. Когда народной почвы нет, у нас есть скучные конструкции интеллектуальные, современные, но уже сухие, бездушные.
Каким Вам видится будущее традиционной народной культуры?
– Это связано с вопросом о будущем человечества, каким оно будет. Я не уверена, что у человечества есть будущее. Или это будет уже не человечество, а какие-то «биороботы», вот чего я боюсь.
Думаю, возвращение к народной культуре может спасти людей. Я заметила, что в семьях фольклористов все нормально: дети растут нормальными, им не скучно, они не принимают наркотиков – это им не нужно, потому что пение – это уже жизнь в другом измерении. И по себе я заметила, когда была ребенком, и по детям в школе, как нужен детям эпос, сказки, нечто возвышенное.
И вот в Европе детей лишают этого измерения возвышенного, и в России это тоже может происходить. Им дают книги с ужасными иллюстрациями, дают ужасные игрушки пластмассовые, им поют ужасные песни, они с утробы матери слушают ужасную музыку, ужасные эти звуки технические, живут в бетоне. Фольклор может спасти души. Фольклор может готовить детей даже к восприятию духовной жизни. Тем более, что в наше время духовная жизнь очень трудная.
И лично для меня трудная. Я хожу в церковь, но я лентяйка, и для меня это трудно. А для детей особенно, тем более, когда вокруг них столько искушений, давления.
Дети же, растущие в фольклоре, радостные. У них есть иное измерение, они связаны со своими предками, с природой. Мой знакомый, который пел в ансамбле Покровского, рассказывал, что мама приводила его в лес, к ручью, дабы он мог слушать звуки природы, и таким образом он вошел в фольклор. Надо с раннего детства этим заниматься, потому что потом человек уже этого не воспринимает, у него уже возникает какой-то шаблон в голове.
Почему у нас подростки, которым все скучно, они всегда недовольные, тянутся к наркотикам, не видя смысла жизни? Они не знают, что значит преодолеть себя, мечтать о высоком, например, о возвышенной любви. Все это идет через фольклор, через сказки, через эпос. Я читала «Илиаду» и «Одиссею», например, когда мне было девять лет…
Но насколько возможно воспитывать детей в этом ключе? Понятно, что через семью. Но для этого и семья должна быть причастна к этой традиционной народной культуре. Вероятно, в воскресных школах, через приходы каким-то образом можно приобщать детей и взрослых?
– Например, Владимир Скунцев ведет занятия в церкви святого князя Димитрия Донского. Потому что батюшка там думает, что это терапия для души. И вот приходят местные православные тетки вместе со своими детьми, не зная, куда их деть. Я присутствовала при этом: сначала они боялись петь, едва попискивали, но несколько месяцев спустя пели уже с такой уверенностью и с такой радостью! Они пели, как деревенские бабушки. И дети их тоже входили в русло. Мы поем – они пляшут вокруг. Скунцев отдельно не занимается детьми, но утверждает, что им достаточно присутствовать, чтобы войти в фольклор. И я вижу, что эти тети тоже преображаются, очень увлекаются, как и я сама. Во-первых, это способ общения, это связывает людей, потому что когда поешь в хоре, ты учишься слушать других. И это красиво, потому что голоса звучат вместе.
Все сказанное, кстати, касается не только области пения, пляски, и т.д. Когда я вижу, что бессовестно и беспощадно разрушают старинные дома, чтобы построить на их местах каких-то уродов… Самое ужасное – не то, что разрушают: в России деревянные дома живут сто, двести лет, потом их нужно перестроить. Но раньше у строителей были умение и образцы, которыми испокон веков пользовались. Нужно, например, избу перестроить – они думали, как сделать новую красоту! Как песню. Ее пели в XIX веке, а мы ее поем в XXI столетии, но это та же самая песня. Так и дом: он другим должен стать, но тем же. Каждый раз человек добавляет что-то свое, это интересно, но образец прежний. Есть гармония, в которой смысл, ведь все элементы постройки имели смысл, будь то лошадь, лев или Сирин. Одежда тоже, все вышивки имели смысл.
А теперь у нас абсолютно все бессмысленно, и ничего не связано, нет гармонии. Сплошное дурновкусие. Не понимают, если один цвет не соответствует другому – даже такие простые вещи ушли. Часто я смотрю на детей, их одевают во что попало. Например, моя мама не знала фольклора, но у нее был утонченный вкус; у французов это сохранялось, слава Богу. С детства она меня одевала со вкусом.
Иногда я очень страдаю, когда вижу некоторые картины. И это важно, важно, потому что когда нет гармонии, нет Бога. Где Бог, там гармония.
Вспоминается апостол Павел, говоривший о познании Бога через рассматривание творений, через красоту…
– Кстати, Достоевский тоже… У русского народа было удивительное чувство красоты. Моя мама приехала сюда, и я ей показала музей народного искусства в Сергиевом Посаде в монастыре. Она была в восторге: «О, они делают такие вещи!» Недавно я видела игрушки тоже в Сергиевом Посаде, в музее игрушек, и там была игрушечная корова, такая нежная, живая. И я могу представить, что это был за человек, который мог такое сделать и дать своему ребенку. Этот ребенок обязательно благородней, умнее и глубже наших сегодняшних детей.
Помню, когда я работала в школе, какими ребята были нервными, не способными сосредоточиться ни на чем. Я привила им фольклор – это имело блестящие результаты, хоть мы и занимались мало, так как мне не позволяли больше. По крайней мере, на французах это отразилось. Как ни странно, у детей богатых русских, которые посещали мои занятия, были большие предрассудки, и они не хотели участвовать. Французы участвовали охотно, блестяще пели частушки и прочее, а дети русские презирали это все. Наверное, потому что у них дома это презирали, к сожалению…
*
С разговора о спасительности приобщения к подлинной народной культуре, а через нее – христианству, пронизывавшему и питавшему ее более тысячи лет, о катастрофическом разрушении духовно-культурного кода в сегодняшнем человеке, мы не могли не перейти к происходящему сейчас во Франции. Да и сколько разных тем возникает при разговоре с единомышленником, родственной душой, творческой натурой, родившейся во Франции, но обретшей свою духовную родину, утраченную там, в России, в древнем Переславле-Залесском! Прав Сент-Экзюпери: «Нет большей роскоши, чем роскошь человеческого общения». И можно прибавить: роскоши все более редкой в наши дни, когда все более тревожные вопросы относительно ближайшего и обозримого будущего остаются без ответов, как и главный вопрос: будет ли человек будущего человеком…
Беседовал священник Константин КРАВЦОВ
В основе публикации –
статья в журнале Переславской епархии «Ковчег»
Фотографии со страницы Лоранс Гийон
в социальной сети «Фейсбук»
