СВЯТО МЕСТО…
«Вси вещи в сродных себе местах упокаиваются…»
свт. Тихон Задонский
ДАВНО уже стало общепринятым мнение, что Задонск обрел качество одного из центров духовной жизни благодаря земному житию, кончине и последующему прославлению здесь святителя Тихона Задонского. Доселе же, дескать, ничем особенным место это вовсе не отличалось, а потому, мол, столь разительное превращение произошло по чистой случайности: просто приглянулся Задонск Тихону, а мог бы предпочесть и места иные, став в итоге «Толшевским» или «Валдайским»…
Словом, почти по известной поговорке: «Не место красит человека, а человек место». Однако, если следовать историческим свидетельствам, то гораздо более обоснованным выглядит утверждение прямо противоположное: и жизнь, и смерть Тихона именно в Задонске явились следствием отнюдь не простого стечения обстоятельств. Более того, в сонм святых довелось войти ему только потому, что достало духовных сил превозмочь, помимо всего прочего, многочисленные искушения о переезде куда-либо еще и остаться «у слияния Тешевки с Доном», где гораздо ранее было явлено пророчество: «Сие место прославится некиим угодником Моим».
ВОПРЕКИ другому расхожему мнению о Тихоне Задонском как о тихом, немощном, глубоком старце, земная жизнь его на самом деле была довольно короткой, стремительной и полной духовных борений.
Родился святитель Тихон (тогда еще просто Тимофей) в 1724 году, в новгородских краях, близ Валдая. Епископом стал, когда не было ему еще и сорока. В этом высоком статусе долее всего возглавлял Воронежскую епархию — но и тут ведал кафедрой всего четыре года и семь месяцев. После чего подал прошение об отставке — говоря языком нынешним, «по состоянию здоровья». И уже в 1768 году «епископ бывый Воронежский» удаляется «на покой» — не достигнув и четырех с половиной десятков. Сначала в Толшевский монастырь, что в густых воронежских лесах у реки Усмани, а с 1769-го поселяется в Задонском Богородицком мужском монастыре, где 13 (26 по новому стилю) августа 1783 года последовала его кончина с погребением под алтарем местного Владимирского собора…
То есть, ни о какой «глубокой старости» Тихона не может быть и речи: по меркам сегодняшним не дожил он даже до пенсионного возраста. Соответственно, сил (как телесных, так и душевных) сохранил немало почти до самой кончины своей, непрестанно борясь с ними ради подлинно духовного успокоения. И вот этому-то главному делу пребывание в Задонске отнюдь не способствовало. Наоборот, здесь святитель ощущал себя не иначе, как «Тихоном Безпокойным», весьма тяготясь местным житьем. Но раз за разом превозмогал тягость сию.
Так повелось с самого начала, о чем позднее вспоминал бывший келейник Тихона Иван Ефимов: «Когда же он совсем расположился всегдашнее пребывание иметь в Задонском монастыре, то в первый год пребывания своего здесь… испытывал он скуку и уныние; …так что иногда целыя сутки не исходил из келлии, находясь взаперти; только и слышан был… глас молитв и молений и хождения его по кельям. По прошествии-ж года, однажды, лежа на канапе, обдумывал он свою жизнь и скучное пребывание, до безконечности безпокоен, борясь с влекущими его паки на епархию мыслями, так что чрезмерным весь облит потом, встал вдруг с канапе и возопил громким голосом тако: «Господи! хоть умру, но не пойду». От того часа не столь уже стали безпокоить его таковыя мысли…»
Но кроме того немало досаждали беспокойства иного рода, связанные с 
недружелюбным (мягко говоря) отношением к Тихону многих местных обитателей. Вот, к примеру лишь один из весьма типичных эпизодов, запечатленных в «Житии» святителя: «Шел он раз, прохаживаясь, после обеда по монастырю, мимо братской трапезы, где штатные служители рубили дрова. Едва прошел он их (они ненавидели его за то, что он изобличал их безпорядки в жизни), как, поднявши поленья, стали они шибать вслед за ним, произнося поносные слова: «вон наш ханжа, ходит по монастырю, все ханжит!»… Каково же от этаких людей терпеть озлобление…»
Показательны в этом отношении и воспоминания другого келейника Тихона, Василия Ивановича Чеботарева: «Какие обиды терпел он от начальников монастырских, также и от разстроенных жизнию некоторых монахов… Даже и от прислуги монастырской случалось не мало потерпеть ему. Иногда прохаживается он по монастырю, а служители монастырские, занимаясь своею работою, смеются вслед преосвященнаго…» Комментарии, как говорится, излишни.
ВСЕ МЫ люди, «вси человеци есмы…» Даже духовная святость не всегда поначалу дарует смиренное терпение. Потому-то стремление Тихона под любыми предлогами покинуть Задонск давало себя знать многократно, оставаясь поистине неизбывным. Вот и самый первый год пребывания святителя в Задонской обители едва не закончился его окончательным отъездом отсюда — благо, что Новгородский митрополит Гавриил уже тогда звал его в Новгородскую епархию, обещая дать под управление Иверский монастырь близ Валдая, в родных местах Тихона. Да и впоследствии, когда сей искус был преодолен, на смену заступали другие варианты «охоты к перемене мест».
Тот же Василий Чеботарев, например, по сему поводу вспоминал: «Когда же на него находило искушение, то он говаривал: «не знаю, куда себе девать, братец; или ты не чувствуешь, что в келии смрад»?.. Или скажет: «поедем в Липовку». Село это разстоянием в 15 верстах от Задонска, господ Бехтеевых… Временем он отъезжал туда и жил тамо месяца по два и более… Дважды и в Толшевский монастырь отъезжал он, именно: в 1771 году и 1776 годах… Он тамо располагался и навсегда жить и кончить жизнь свою; но вода тамо гнилая была и около монастыря все место болотистое, от чего он в великую слабость приходил… Он всегда тамо спокойнее мысли имел и всегда веселее был. К литургии и на вечернее пение всякий день ходил в церковь и на клиросе пел, а по воскресным дням, в праздники и во всю Светлую седмицу в трапезу ходил и с монахами кушал (а в Задонском монастыре в трапезе не кушал ни единожды)».
Характерно, что каждый раз стремлению святителя навсегда (или по крайней мере надолго) оставить постылую Задонскую обитель препятствовали обстоятельства по видимости чисто внешние: то «гнилая вода», то «злые языки»… По крайней мере именно так нередко воспринимались подобные препоны и самим Тихоном. Зато неизменным оставался перечень тех мест, которые святитель поминал в качестве своих наиболее любимых. В том числе в непосредственной близости от Задонска.
Называются таковые и в письме к некоему Ивану Михайловичу, сведений о котором не сохранилось, но которому Тихон давал говорящие сами за себя советы по выбору надлежащего местопребывания: «По моему мнению, нет тебе лучшаго места, как Липовка… А когда захочешь проездиться, то и в Ксизово можешь с детьми на сутки проездиться. Я бы, ей, тамо неисходно жил: так мне место то нравится. Но люди, potissimum inimici mei, arripiunt causam calumnandi ibi vicentem [особенно враги мои в этом находят повод к клевете на меня, когда я там живу — лат.]: сего ради в монастыре себе заключил, и чуть ли куды без крайней нужды выеду. А когда ради причин известных тебе тамо жить не нравится, то Никандру Алексеевичу [помещику липовского и ксизовского имений] говорил я, и он тебе хотел в саду хижину сделать, ради покоя, в Ксизове»…
СЛОВОМ, чисто по-человечески именно Задонск Тихон не любил более всего. Вот только уезжать ему отсюда или нет, остаться в Задонске или покинуть — этот, самый главный выбор был отнюдь не во власти святителя. Наоборот, как раз тут-то выбора у него по существу не было, и не в силу одних только житейских обстоятельств. Ибо гораздо сильнее бытовых, «дольних» причин действовали факторы иного порядка: с одной стороны, «горнего», с другой — «преисподнего».
Последние, кстати, досаждали Тихону в Задонске изрядно. Бывала ему здесь «от вражеских козней помеха» такая, что в сравнении с нею все людские происки выглядели сущим пустяком. Пишет, к примеру, ночною порой святитель свои духовные творения, ан «вдруг на верху келлии сделается топотание и бегание и прыгание, по подобию человеческих ног; от чего ужас нападет на него…» Но мало того, «случалось то же нередко и днем: иногда в печи той кельи, в которой он писывал, вдруг послышится мятеж или ворочание черновых его бумаг, которые он обыкновенно раздирал и в ту печь метал; что самое его не малое время безпокоило…»
Но в противовес препятствующим задонскому пребыванию бесовским силам являлись святителю и Силы Небесные, которые как раз именно здешнего пребывания требовали и которые отринуть Тихон просто не мог. Вот как свидетельствовал о «безальтернативности» этой стороны его земной судьбы один из его бывших келейников: «Неоднократно покушался он выехать из Задонского монастыря в Новгородскую епархию, для чего и написал просьбу, куда следует. В одно время был я за монастырскими воротами; туда же вышел и монах Аарон. Я и сказал ему, что преосвященный наш положил непременное намерение выехать отсюда в Новгородскую епархию; а отец Аарон на сие сказал мне: «что ты беснуешься? Матерь Божия не велит ему выезжать отсюда». Монаха Аарона преосвященный весьма почитал за строгую, подвижническую жизнь. После я сказал преосвященному, что говорил о. Аарон, а преосвященный спросил мене: «точно ли говорил о. Аарон такия слова?» Я сказал, что точно говорил. «Ну, так я же и не поеду отсюда», сказал преосвященный; взял просьбу и разодрал».
Наконец, выше уже поминалось старое пророчество относительно грядущего прославления задонских мест Божиим угодником. Если более подробно, то согласно соответствующему документу XVIII века дело обстояло так: «В 1755 году в Задонском монастыре архимандрит Варсонофий слишком месяц в великой был болезни; наконец трое суток сидел в креслах, едва дыхание испущал, и не смотрел глазами, а как глянул, то начал спрашивать служащих при нем: «где я?» И приказал собрать братию и начал сказывать свое видение: «будто меня по каким-то дивным местам водили, и все мои дела показывали, в чем я пред Богом погрешил; и потом я услышал тонкий глас: «моления ради пресвятыя Богородицы и священномученников Моисея и Андрея Стратилата, даруется ти живот; сие место прославится некиим угодником Моим».
Когда полтора десятилетия спустя Тихон поселился в Задонской обители, ему, естественно, сообщили об этом предании. И судя по существующим свидетельствам, принял его святитель к сведению весьма серьезно. Тем более, что и самого его различные видения также посещали здесь чаще всего. В том числе самое яркое и знаменательное, когда «все небо отворилось и монастырь весь во свете стал и глас был…»
Потому-то и не мог оставить место сие «епископ бывый Воронежский». Потому-то не мог стать он ни «Толшевским», ни «Валдайским», ни «Липовским», ни «Ксизовским», а только и непременно «чудотворцем Задонским». Либо же — никем.
ДО СИХ пор на это как-то не обращалось внимание, но относительно вышеназванных мест, причастных житию Тихона Задонского, просматривается весьма любопытная особенность. Ибо и воронежский Толшевский монастырь, и монастырь Задонский, и Иверский монастырь в родных святителю валдайских краях лежат почти точно на одной прямой (точнее, геодезической) линии, хотя разделяют их сотни километров. Если же взять отрезок этой прямой, пролегающий непосредственно через Задонск, то здесь точность еще более поразительна: незримая черта проходит аккурат и через старинную Липовскую церковь, и через Владимирский собор Задонского монастыря (равно как и через возрожденную часовню над тешевским Святым источником), и через церковь в селе Ксизово. Наконец, если данную прямую выбрать в качестве оси системы полярных координат, то в рамках ее обретает довольно явственную математическую закономерность месторасположение всех имеющихся в наших краях памятников истории и культуры…
Впрочем, это уже тема для другого разговора. Тем более, что и сами по себе липовские да ксизовские окрестности полны феноменов поистине удивительных (даже если к числу их не относить реликтовые растения Липовской горы, роднящие ее со знаменитой горой Галичьей). Например, еще ко временам балто-славянской языковой общности восходит название речки Чичоры, именуемой также Липовкой, а на берегах ее, как свидетельствуют археологические находки, люди жили по крайней мере с бронзового века. К уровню древне-славянских лексических пластов восходит и название Ксизово. Что же касается археологических открытий, то за последние годы здесь были выявлены поселения возрастом начиная от каменного века и кончая древне-славянскими, полуторатысячелетней давности, да древнерусскими времен до Батыева нашествия.
В самом Задонске никаких специальных раскопок пока не проводилось. Как объясняли археологи, с которыми доводилось обсуждать этот вопрос, — главным образом по причине многочисленных городских коммуникаций. Однако и при обычных земляных работах здесь нередко находят и старинные монеты 17 века от Р.Х., и более ранние наконечники русских пик, и наконечники пик 5-го века, когда славяне едва-едва заселяли наши края, и даже предметы, относящиеся к палеолиту. Тем не менее самое большое археологическое открытие в Задонске было сделано еще в 1827 году, причем именно на территории монастыря. Говоря словами иеромонаха Геронтия, писавшего историю обители более столетия тому назад, «при закладке ныне существующей монастырской колокольни, при бутировании ее, нашли тут огромную могилу, наполненную костьми человеческими». Изустное предание относит это захоронение к свидетельствам битвы с полчищами Тамерлана в 1395 году. Как отмечал тот же иеромонах Геронтий, «в то время, говорит предание, была встреча князей Рязанских и Елецких с Тамерланом за Доном в вышеупомянутой деревне Данщине; битва же между ними происходила будто бы на месте, занимаемом ныне монастырем Задонским». Бытует также предание о старинном городе Тешеве, который некогда закрывал собой переправу через Дон и был уничтожен ордынцами, а укрепления его располагались на крутой полугоре, где ныне Рождество-Богородицкий монастырь. И действительно, древний Тешев поминается в межкняжеских договорах 1348 и 1496 годов. Но в целом исторических документов той поры сохранилось очень мало. Отсюда вопросы: что же все-таки произошло на задонской Каменной Горе многие века тому назад? Окончательного ответа не находится до сих пор. Ясно лишь, что уже издревле, задолго до основания монашеской обители, место это было отмечено неким знаком массовой трагедии, следствием которой стала огромная могила. И уж не одним ли из тех знаков, по поводу коих (согласно Далю) встарь чурались: «наше место свято!» и «свято под нами!»? Как знать: быть может, святитель Тихон потому и стал Задонским, что суждено ему было Всевышним возбранить и восполнить значение знака сего?
СРЕДИ прочих мудрых размышлений, представленных в труде Тихона Задонского «Сокровище духовное, от мира собираемое», есть и такие слова: «Всякая вещь в сродном себе естестве покой обретает. И хотя препятствуется, однакож к своему месту и покою стремится…» При этом «вещь» понимается здесь в предельно широком, исконном значении: это и просто предметы, и живые существа, и существа «безплотныя», и даже человек в целокупности всего своего телесно-душевно-духовного бытия. Тем знаменательнее, пожалуй, что содержится в данных словах лаконичное выражение судьбы самого святителя.
В том числе судьбы посмертной: в 1846 году при перестройке Владимирского собора миру были явлены нетленные мощи Тихона; в 1861 году Святейший Синод принимает решение о причтении его к «лику святых, благодатию Божией прославленных»; в 1919 году мощи Задонского чудотворца были осквернены, а потом из Задонского Богородицкого монастыря вообще изымаются; в году 1991-м вновь происходит возвращение мощей святителя во вновь открытый Задонский монастырь…
Не иначе, как «к своему месту и покою». Ибо поистине, «свято место не бывает пусто».
Юрий БУХАРОВ
